В этих снимках преломились специфика исторической ситуации, локальные традиции, а также мировоззрение и устремления людей, наконец получивших техническую возможность создавать с помощью этих снимков визуальную летопись своей семьи. Такие снимки запечатлевают традиционный образ жизни и технологический прогресс, слившиеся в единый ритуал семейного фотографирования. Который, в свою очередь, был направлен как в прошлое (соотносил себя с традициями семьи), так и в будущее. Ведь фиксируя счастливый образ семьи для потомков, ритуал семейной фотосъемки был наполнен надеждой на новую лучшую жизнь, о которой так мечтали люди, пережившие коллективизацию, а также одну, а то и две мировые войны.

Но, в отличие от фотографии в первые десятилетия ХХ века, эти снимки были сделаны с гораздо более короткой выдержкой, что очень существенно повлияло на мимику и язык тела фотографируемых. У них уже не было необходимости замирать в статуарных позах на десятки секунд. И, соответственно, даже при некоторой скованностью перед камерой, свойственной людям, которые только-только знакомятся с новой технологией, они заметно более свободны в своих выражениях лиц, мимика гораздо более индивидуализирована и менее подвержена неким «канонам» салонного портрета, чем снимки начала ХХ века. Мы видим «живого человека» с его неповторимой мимикой и осанкой.

Дети и взрослые, влюбленные и супруги, подруги и приятели смотрят в фотографий серьезно и собрано. Причин тому немало – и дело не только в этосе белорусской деревни, предписывающий демонстрировать эмоции в кругу близких, а не на публику. Супруги старших поколений на фотографиях едва ли касаются друг друга, в то время как молодые влюбленные и новобрачные уже приобнимают друг друга, демонстрируя изменяющиеся, более эскпрессивные телесно-эмоциональные паттерны. Тепло касаются друг друга на фотографиях молодые родители и дети, близкие подруги, женщины-коллеги (как, например, на снимке 5 класса Нагорнянской школы), сестры – и именно свою привязанность друг к другу они стремятся запечатлеть на фотографии.

Взгляд фотокамеры для этих людей – уже не столь торжественен и отстранен, как в ситуации съемки в салоне. И хотя это еще и не любящий и теплый взгляд близкого человека, характерный для семейной фотографии в более поздний период, когда фототехника стала общедоступной и члены семьи начали снимать друг друга, дистанция между фотографом и портретируемыми здесь уменьшается. Фотограф для них – товарищ и помощник в формировании «наилучшего образа», который зафиксирует для будущего гармоничные отношения внутри семьи, и при этом «инсценирование» этого образа происходит внутри их жизненного мира. Внимательность и настороженность лиц портретируемых выражает высокую ответственность, которую они чувствуют за «правильное», «достойное» выражение того послания, которое они хотят передать фотографией.

В коллекции мы встречаем несколько различных типов сюжетов и посланий, часть из которых соответствуют поводу съемки и служат цели мемориализации события. Это, например, свадебные фотографии, снимок с похорон, портрет двух девочек, снятый по случаю их Первого причастия. Кроме того, в коллекции присутствуют фотографии, запечатлевающие несколько поколений вместе (я бы сформулировала послание такой фотографии как «мы вместе, мы помним свои корни, у нас есть будущее»), снимки подруг или сестер (сестринство и крепость уз – кровных или символических), снимки мужских групп («настоящая мужская дружба»), портреты с ценными предметами быта – велосипедом, мотоциклом, музыкальными инструментами («семья восстанавливает благосостояние»), комнатными цветами – в некоторых случаях, даже экзотическими (демонстрация домашнего уюта, принимающего городские черты).

Однако, так или иначе, почти каждая фотография из коллекции инсценирует некое праздничное действо – фактически или метафорически. Фотографируясь с младенцами, семейные пары празднуют их рождение или крестины, застывая с гармошкой в руках, мужчины-товарищи репрезентируют радость совместного досуга, а демонстрируя для фотографии новый велосипед, девушка обозначает как праздник его покупку и обладание. Да и сама процедура фотографирования – праздник, удваивающий и подкрепляющий значимость и эмоциональную заряженность праздника запечатляемого.

Помимо своей композиционной, организующей пространство кадра функции, «дыванкі» и «посцілкі» выполняют на снимках важную символическую функцию. «Посцілка» или «дыванок» репрезентируют не только традиции и материальное благополучие семьи, но и отсылают к старшей женщине-хозяйке, либо сама являлась создательницей «посцілкі», либо, заказав ее или дыванок у мастерицы, выразила в ней свой вкус и понимание красоты.

Так, в кадре вступают в диалог образы стены дома как чего-то сурового и надежного (укрытие для семьи, созданное мужчинами) и дыванкоў, на эту стену помещенных, – элемента текстильного интерьера, созданного женщинами для организации внутри дома некого семейного, упорядоченного и украшенного микрокосма. Важно здесь, что нечто принципиально внутреннее переносится вовне – на стену дома. Текстиль, который покрывал ложе или висел над ложем, становится чем-то сродни штандарта или гобелена с семейным гербом. Но, в отличие от разнообразия геральдических символов, которые могут передавать широчайший спектр кодированных посланий, «дыванок» с орнаментом передает свой главный месседж именно с помощью этого «переноса», «выворачивания наизнанку» крестьянского дома, который демонстрирует на фотографии, снятой во дворе, самую свою символическую сердцевину.

Причем, «дыванок» или «посцілка» объединяет в себе черты двух других центров домашнего мирокосма – иконы и очага-печи. Подобно очагу, они представляют собой нечто рукотворное и также отсылают к женщине-хозяйке. Подобно иконе они являются, пусть и более простыми и не подразумевающими поклонения, но все же символически организованными изображениями.

Можно сказать, что дыванок за спинами членов белорусской семьи – это перенесенный вовне символический очаг дома, объединяющий их вокруг себя, который, помимо огня, согревающего и готовящего пищу, вбирает в себя традиционные символы, вытканные на нем и отсылающие к основным мотивам здоровья, плодородия и природных стихий. А фотографии членов семей, старших родственников, снятые на фоне дыванка и помещенные «обратно» в интерьер сельского дома, образуют новую, светскую, семейную иконографию, дополняющую иконографию религиозную. Так технология фотосъемки становится частью практик самопонимания и конструирования образа настоящего и будущего для белорусских крестьянских семей.